И.П. Сусов. История языкознания
Оглавление
учебника
Библиография
Глава 9
Глава 10
10.1. Генеративное (порождающее) языкознание
10.2. Современные исследования в области функциональной
лингвистики
10.2.1. Лингвистическая семантика
10.2.2. Коммуникативно-деятельностные теории языка
10.2.3. Психолингвистика и нейролингвистика
10.2.4. Язык и этнос
10.2.5. Язык и социум
НЕКОТОРЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ И ШКОЛЫ
В ЯЗЫКОЗНАНИИ ПОСЛЕДНИХ ДЕСЯТИЛЕТИЙ 20 в.
Литература: Звегинцев, В.А. Очерки по истории языкознания XIX—XX веков в очерках и извлечениях. Часть 1. М., 1963; Алпатов, В.М. История лингвистических учений. М., 1998; Березин, Ф.М. История лингвистических учений. М., 1975; Кондрашов, Н.А. История лингвистических учений. М., 1979; Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990 [переиздание: Большой энциклопедический словарь: Языкознание. М., 1998] (Статьи: Европейская языковедческая традиция. Социологическое направление в языкознании. Сравнительно-историческое языкознание. Генеративная лингвистика. Глубинная структура. Психолингвистика. Нейролингвистика. Социолингвистика. Этнолингвистика. Неогумбольдтианство. Философия языка. Прагматика. Семантика. Математическая лингвистика. Прикладная лингвистика.)
10.1. Генеративное (порождающее) языкознание
В языкознании второй половины 20 в. появление генеративной лингвистики
ознаменовало начало новой эпохи в науке о языке. Генеративная лингвистика как
одна из ветвей формального направления в языкознании возникла на основе идей
Ноама Хомского / Чомского, которые впервые были высказаны им в получившей
мировую известность работе “Синтаксические структуры” (1957) и многократно
модифицировались самим автором. Её создание явилось реакцией на бихевиористски
ориентированные, эмпирические по своей сущности и таксономические по своей цели
методы дистрибуционного анализа (на фонологическом и морфологическом уровнях) и
анализа по непосредственно составляющим (на синтаксическом уровне),
ориентированные на изучение уже данных, готовых, статичных цепочек
языковых элементов и выявление в них инвариантных единиц (фонемы, морфемы,
синтаксические конструкции) и их классов. Теперь же во главу угла были
выдвинуты принципы динамизма, дедуктивного конструктивизма и рационализма (в
духе Г. Лейбница и Р. Декарта). Главной единицей языка была провозглашена не
фонема или морфема, а предложение, рассматриваемое с точки зрения процессов его
порождения из элементарных абстрактных единиц на основе строгих правил вывода
(формационных правил) и правил преобразования (трансформационных правил).
Первой версией лингвистической концепции Н. Хомского была трансформационная
порождающая грамматика. Она строилась в соответствии с
дедуктивно-аксиоматическими принципами развёртывания логических исчислений. В
качестве исходных элементов постулировались категории типа S (стартовый символ
для предложения), NP (именная группа), VP (глагольная группа) и т.д. Грамматика
фразовых структур стала — в динамическом переосмыслении — одним из важнейших
уровней грамматической модели. В сё состав входят контекстно независимые
правила развёртывания, которые могут применяться неоднократно (рекуррентно) по
отношению к исходным символам, давая в итоге процесса работы НС-компонента
терминальную цепочку (ядерное предложение). В грамматику был введён трансформационный
уровень, на котором совершаются обязательные и факультативные операции
преобразования (на основе достаточно ограниченного набора трансформационных
правил) над ядерными предложениями. Понятие трансформации заимствуется Н.
Хомским у своего учителя З.З. Харриса. Это понятие развивается дальше (теперь
это уже не статическое отношение между двумя конструкциями, а динамическое
отношение исходного предложения и предложения-трансформа). Процедуры порождения
предложения имеют алгоритмический характер. Выдвигается понятие грамматичности
(отмеченности, грамматической правильности), и грамматика определяется (в
соответствии с идеями кибернетики) как автомат, порождающий правильные
предложения, как система эксплицитных порождающих правил. На данном этапе Н.
Хомский отказывается от учёта семантического фактора. Он объявляет лингвистику
не описательной (и нормативной), а объяснительной дисциплиной.
Оживлённые дискуссии вокруг первой версии привели к появлению следующих версий.
В соответствии со Стандартной теорией (“Аспекты теории синтаксиса”, 1965)
грамматика теперь содержит в себе ряд компонентов: синтаксический (правила
порождения фразовых структур и правила лексикона, совместно обеспечивающие
порождение глубинных структур как носителей исходной семантически релевантной
информации, и трансформационные правила, преобразующие глубинные структуры в
поверхностные), семантический и фонологический (первый из них осуществляет
семантическую интерпретацию глубинных структур, а второй — фонетическую
интерпретацию поверхностных структур). Вскоре появляется интерпретативная
семантика (сам Н. Хомский, Дж.Дж. Катц, Дж.А. Фодор), описывающая в рамках
второй версии процесс вывода значения целого предложения из значений
составляющих его элементов с опорой на формальную глубинную структуру.
Очередные версии хомскианской грамматики появляются в связи с необходимостью
учёта в семантической интерпретации предложения роли интонации, порядка слов,
проблемы темы и ремы. Расширенная стандартная теория (1972) предусматривает
ограничение пределов действия трансформаций, уточнения в правилах семантической
интерпретации (обращение не только к глубинной, но и к поверхностной
структуре). Пересмотренная расширенная стандартная теория (с 1973) строго
разделяет синтаксис и семантику, а также фонологию, стилистику, прагматику. В
ней используются заимствованная у фонологов теории маркированности, сокращено
число трансформаций и инвентарь универсалий. Создаётся теория “следов” как
пустых (абстрактных) категориальных узлов в поверхностной структуре. С 1981
развивается принципиально новая теория — теории управления и связывания
(Government and Binding Theory), выдвигающая в качестве главного понятия
управление. Синтаксис предстаёт теперь в виде особого модуля, т.е.
рассмотривается как относительно независимый блок в сложной кибернетической
системе. Появляются частные теории связывания, управления и пустых категорий.
Поразительными были чрезвычайная плодовитость Н. Хомского и его интенсивные
поиски более адекватных подходов к моделированию языка, готовность к дискуссиям
и постоянное совершенствование уже разработанных теорий в свете подчас
нелицеприятной критики. Он резко выступал против господствовавших на предыдущем
этапе бихевиоризма, антиментализма, таксономизма и эмпиризма. Н. Хомский
мастерски владеет логико-математическим аппаратом. Многие его положения весьма
значимы для прикладной лингвистики, для возникновения на базе его идей
математической лингвистики. Н. Хомский стимулировал резкий, революционный
поворот в американской, а затем и мировой лингвистике к динамическому
рассмотрению языка с учётом данных психологии (особенно когнитивной). Он
выдвинул идеи о врождённости языка, о различии лингвистической компетенции и
употребления. Наличие большого числа учеников и последователей обеспечило Н. Хомскому
право считаться одним из выдающихся представителей американского и мирового
языкознания. Несомненно влияние идей Н. Хомского на выработку более строгих
методов лингвистического исследования, на зарождение и бурное развитие
синтаксической семантики как в США, так и в европейских стран, на формирование
концептуального аппарата ряда лингвистических дисциплин, не ориентирующихся на
структурализм или генеративизм.
Активная разработка на основе общей генеративистской ориентации сугубо
формальных моделей предложения продолжается и в последние десятилетия как в
русле трансформационной грамматики, так и на основе идей ряда других моделей
(грамматика непосредственно составляющих, грамматика зависимостей,
категориальная грамматика) либо на основе синтеза принципов каких-либо из
названных моделей (теория Х с горизонтальной чертой над ним, генерализованная
грамматика фразовых структур, лексическая функциональная грамматика,
функциональная унификационная грамматика, ориентированная на головную вершину
грамматика фразовых структур, модель разложения и перевода PATR,
генерализованная категориальная грамматика, категориальная унификационная
грамматика, противополагаемая трансформационной модели реляциональная
грамматика, продолжением которой является грамматика пары дуг, и т.д.).
Себастьяном Константиновичем Шаумяном была создана получившая резонанс в
мировой лингвистике оригинальная аппликативно-порождающая модель, в основу
которой положены идеи, выдвинутые им же ранее при разработке двухступенчатой
фонологии, а также ряд теорий математической логики (К. Айдукевич, Х.Б. Карри).
Его основные работы по аппликативной модели практически были изъяты из наших
библиотек после эмиграции автора из СССР: “Аппликативная порождающая модель и
исчисление трансформаций в русском языке” (1963), “Структурная лингвистика”
(1965), “Основания порождающей грамматики русского языка: Введение в
генотипические структуры” (1968), “Философские вопросы теоретической
лингвистики” (1971), “Аппликативная грамматика как семантическая теория естественных
языков” (1974).
Аппликация для С.К. Шаумяна есть формальная операция связывания языковых единиц
в новые, более сложные. Строится двухступенчатая теория, различающая
абстрактный генотипический уровень языка (идеальная, универсальная система,
лежащая в основе всех естественных языков) и фенотипический уровень,
репрезентирующий реализацию в конкретных языках логических конструктов
генотипического уровня. Пространственные отношения между языковыми объектами на
генотипическом уровне отрицаются, фиксация линейного порядка элементов
происходит на фенотипическом уровне. Имеются существенные отличия от грамматики
Н. Хомского: постановка перед моделью задачи порождать не поверхностные
структуры, а языковые универсалии, т.е. лингвистические объекты высокого уровня
абстракции; описание не только порождения предложения, но и процессов
словообразования. Различаются два типа правил — фразовый генератор и генератор
частей речи. Аппликация мыслится как операция соединения оператора и операнда в
комплексную языковую единицу. На основе этой модели дано описание
словообразовательной системы русского языка (ряд работ в соавторстве с Полиной
Аркадьевной Соболевой).
10.2. Современные исследования в области функциональной лингвистики
10.2.1. Лингвистическая семантика
Всё более растущее внимание лингвистов второй половины 20 в. привлекают
проблемы, связанные к исследованием семантической стороны языка. К 70-м гг.
накопилась неудовлетворённость длительной ориентацией исследований в русле
дескриптивной лингвистики (особенно её дистрибуционного течения) и генеративной
лингвистики на описание языка, игнорирующее значение. Общим стало признание
недостаточной адекватности традиционного подхода к языковому значению,
отождествляющего его с универсальными и неизменными понятиями (при следовании
принципам старой логики) или с изменчивыми представлениями (при обращении к
принципам психологии). Была осознана ограниченность семантических представлений
Г. Пауля и М. Бреаля, выделявших в качестве предмета анализа исторические
изменения значений слов. Многие лингвисты отказывались принимать
бихевиористскую трактовку значения (Л. Блумфилд) как того или иного физического
предмета или действия, локализуемого во внеязыковом ряду. Стало утверждаться
мнение, что лингвистическая семантика не сводится только к семасиологии
(лексической семантике) и что её объектом должно также быть значение
предложения (и текста).
Сперва лингвистическая семантика бурно развивалась как структурная лексикология
(и структурная лексическая семантика) благодаря интересу структуралистов (или
находящихся под влиянием их идей и методов анализа) к системным связям между
лексическими единицами (и лексическими значениями), что нашло оформление в виде
сложившихся независимо друг от друга теории лексических (семантических,
лексико-семантических) полей и метода компонентного анализа значений группы
взаимосвязанных слов, восходящего к применяемому в фонологии (а затем и морфологии)
оппозиционному анализу. Вслед за тем возникла синтаксическая семантика, быстро
занявшая в лингвистической семантике лидирующее положение. Её формирование
обеспечили следующие стимулы: а) в первую очередь выдвижение генеративной
трансформационной лингвистикой на приоритетное положение в языковой системе
предложения, трактуемого в динамическом (процессуальном) аспекте; б) сильное
влияние (частью опосредованное генеративной лингвистикой, но во многом и
прямое) со стороны новой (формальной, реляционной) логики, особенно таких её
разделов, как исчисление предикатов, семантическая логика, модальная логика и
т.д.); в) успехи в области информатики, автоматического перевода,
автоматической обработки текста, искусственного интеллекта; г) воздействие
результатов исследований в лингвистике текста, функциональном синтаксисе,
философии обыденного языка, теории речевых актов, теории деятельности,
этнолингвистике, этнографии речи, конверсационном анализе, анализе дискурса,
социолингвистике, психолингвистике и т.п. (обзоры истории становления разных
направлений семантической мысли: Джон Лайонз, 1977; Лев Геннадьевич Васильев,
1983; обзор современных направлений синтаксической семантики: Валентин
Васильевич Богданов, 1996).
В русле хомскианской порождающей трансформационной грамматики сложилась
интерпретирующая семантика (Н. Хомский, Дж. Катц, Пол Постал, Джерри А. Фодор,
Рей С. Джеккендофф). В их работах даются описание работы семантического
компонента, который приписывает значения отдельным элементам глубинной структуры
и выводит на основе специальных проекционных правил значение предложения в
целом; описание значений элементарных символов в терминах семантических
признаков (атомов значения); представление предложения как двухвершинной
структуры (в соответствии с грамматикой фразовых структур); движение от
формальной структуры к семантической (в соответствии с принципами
построения логических языков — сперва в их синтаксической части и затем в
семантической части). Такое направление операций не соответсвует реальной последовательности
этапов порождения высказывания говорящим, что и было учтено в ряде новых
синтаксико-семантических теорий..
Оппозиционными по отношению к хомскианскому подходу явились следующие модели:
* оригинальная синтаксико-семантическая модель Уриэла Вайнрайха;
* генеративная семантика (Джордж Лакофф, Джеймс МакКоли, Джеймс Брюс Росс),
объявившая глубинную структуру смысловой, трактуя её уже по существу как
пропозициональную одновершинную структуру и предоставившая ей роль стартовой в
порождении предложения, не разграничивая строго правила семантические и
синтаксические;
* падежная грамматика (Чарлз Филлмор), положившая в основу описания процесса
порождения не модель НС с двумя вершинами, а модель зависимостей с одной
вершиной — глаголом-предикатом (как у Л. Теньера) и с дополнительным
приписыванием каждому узлу определённой семантической роли (одного из
универсальных глубинных падежей из ограниченного их инвентаря);
* семантически ориентированная теория порождения предложения Уоллеса Л. Чейфа.
70—80-е гг. ознаменовались построением многочисленных иных концепций
синтаксической семантики, опирающихся как на одновершинные, так и двухвершинные
модели (в нашей стране И.А. Мельчук, Т.Б. Алисова, С.Д. Кацнельсон, Ю.Д.
Апресян, В.Г. Гак, Н.Д. Арутюнова, Е.В. Падучева, И.Ф. Вардуль, Г.Г. Почепцов,
И.П. Сусов, В.В. Богданов, В.Б. Касевич, В.С. Храковский, Н.Ю. Шведова и др.).
Представители Калининской / Тверской семантико-прагматической школы, сочетая
статический и динамический подходы к семантическому анализу или проделав путь
от статики к динамике, получили интересные результаты в описании значения
предложения (Л.В. Солодушникова, В.И. Сергеева (Иванова), А.З. Фефилова, В.И.
Юганов, С.А. Сухих, В.И. Юганов, Л.И. Кислякова, В.С. Григорьева, Н.П.
Анисимова, Г.П. Пальчун, Г.Л. Другова, В.И. Троянов, В.А. Калмыков, К.Л.
Розова, А.С. Горлина, С.А. Недобух, Р.Г. Шишкина, Р.Г. Гайнуллина).
Описание семантической структуры предложения может быть ориентировано: а) на
строение типовых онтологических ситуаций, б) на субъектно-предикатную
(предикационную) структуру (Н.Д. Арутюнова, Н.Б. Шведова) и не всегда чётко от
неё отграничиваемую структуру “тема — рема”, в) на пропозициональную
(реляционную) структуру (Дж. МакКоли, Дж. Лакофф, Ч. Филлмор, У. Чейф, Д.
Нильсен, У. Кук, Ф. Блейк, С. Староста, Дж. Андерсон, Р. Шенк, Р. Ван-Валин и
У. Фоли, П. Адамец, Р. Зимек, Ю.Д. Апресян, Е.В. Падучева, В.В. Богданов, Т.Б.
Алисова, В.Б. Касевич, В.Г. Гак); г) на синтаксическую структуру предложения
(Н.Ю. Шведова, А.М. Мухин). Наиболее разработан пропозициональный подход:
спецификация семантических актантов (глубинных падежей), разграничение
пропозиции и модуса, различение предметных и пропозициональных актантов,
иерархизация актантных ролей, описание предложенческих и непредложенческих
способов вербализации пропозиции и т.д. И. П. Сусов (1973) строит
трёхступенчатую модель (ориентированная на онтологическую ситуацию
реляционная структура — накладывающаяся на неё и отражающая строение пропозиции
реляционная структура — операции модификации, привязывающие
предложение-высказывание к речевой ситуации).
Возможности синтаксической семантики расширяются за счёт добавления
прагматического аспекта (коммуникативная, или иллокутивная, цель говорящего;
прагматические аспекты пресуппозиции; построенная говорящим модель адресата;
использование принципа речевого сотрудничества, или кооперации и т.п.).
10.2.2. Коммуникативно-деятельностные теории языка
Теория речевых актов (теория речевых действий) возникла в русле философии
повседневного языка в развитие идей позднего Людвига Витгенштейна и являющаяся
произведением Джона Л. Остина (1962) и Джона Р. Сёрла (1969, 1975 и др.). В
этой теории даётся систематическое представление того, что мы делаем, когда мы
говорим (по Остину, how to do things with words). Развивается эта теория сперва
в философии языка и прагматически ориентированной общей теории деятельности, а
затем и в ряде направлений лингвистики.
Теория речевых актов постулирует в качестве основных единиц человеческой
коммуникации не отдельные слова или даже предложения, а многоплановые по своей
структуре определённые речевые действия (локутивные акты), выступающие в
качестве носителей определённых коммуникативных заданий (т.е. в функции
иллокутивных актов) и направленные на достижение определённых эффектов (т.е. в
функции перлокутивных актов). Дж. Сёрл вводит ещё один план (пропозициональные
акты, подразделяющиеся на акты референции, т.е отнесения к миру, и акты
предикации, т.е. высказывания о мире). Основное внимание уделяется структуре
иллокутивных актов (т.е. речевых действий типа утверждений, спрашивания, отдачи
приказов, описаний, объяснений, извинений, принесения благодарности,
поздравления и т.д.) и их классификации. Эталоном стала следующая классификация
Дж. Сёрла: а) ассертивы (репрезентативы), сообщающие о положении дел и
предполагающие истинностную оценку; б) директивы, побуждающие адресатов к
определённым действиям; в) комиссивы, сообщающие о взятых на себя говорящим
обязательствах; г) экспрессивы, выражающие определённую психическую позицию по
отношению к какому-либо положению дел; д) декларативы, устанавливающие новое
положение дел. Различаются прямые (первично перформативные) и непрямые (косвенные)
речевые акты. Предметом описания становятся языковые средства, служащие
выявлению иллокутивных целей и функций (глаголы, в особенности перформативные,
выражающие речевые намерения при условии их употребления в 1-м лице настоящего
времени изъявительного наклонения и т.д.; наречия, частицы, порядок слов,
интонация), а также условия коммуникации. Анализируются условия успешной
(удачной) реализации соответствующих иллокутивных актов (правила
пропозиционального содержания, подготовительные, искренности, существенные).
Разрабатывается иллокутивная логика (исчисление иллокутивных актов,
предпринятое в работах Дж. Сёрла и Дэниэла Вандервекена.
В теории речевых актов сегодня отмечается наличие двух течений: семантически
ориентированного и прагматически ориентированного. Исследования структуры
речевых актов предпринимаются и с позиций генеративной семантики (Джерролд М.
Сейдок).
Появились многочисленные модификации в области таксономии речевых актов и в их
трактовке (Д. Вундерлих, Т. Баллмер и В. Бренненштуль, Д. Вандервекен, Дж.
Версурен, Манфред Бирвиш, Жиль Фоконье, Франсуа Реканати, Ференц Кифер,
Вольфганг Мотч, Зено Вендлер, Анна Вежбицка, Георгий Георгиевич Почепцов, В.В.
Богданов, Ю.Д. Апресян, М.В. Никитин). Исследутся перлокуции (Стивен Дэвис).
Появилось большое число работ, посвящённых описанию на материале различных
языков отдельных типов и видов речевых актов, их функционирования в
монологическом и диалогическом дискурсе, языковых и неязыковых средств
реализации иллокуций, в том числе в научной семантико-прагматической школе И.П.
Сусова (Калининский / Тверской университет: А.А. Романов, Л.П. Рыжова, С.А.
Сухих, Н.А. Комина, Р.В. Шиленко, А.С. Недобух, А.А. Пушкин, О.И. Герасимова,
И.Н. Аксёнова, Г.П. Пальчун, С.В. Крестинский, Т.А. Жалагина, Ю.Н. Варзонин,
О.Д. Белецкая, Н.К. Кънчева, С.А. Аристов), в школе В.В. Богданова и в школе
Л.П. Чахоян (Ленинградский / Петербургский университет), в школе Г.Г. Почепцова
(Киев), в школе В.В. Лазарева (Пятигорск).
Теория речевых актов оказала влияние на разработку проблем коммуникативной
грамматики, анализа дискурса, конверсационного анализа (особенно его немецкой
разновидности — анализа разговора). В настоящее время теория речевых актов
включается в широко понимаемую лингвистическую прагматику. Отмечается проникновение
её идей в работы по искусственному интеллекту.
В самое последнне десятилетие широкое распространение в мировой лингвистике
получил анализ дискурса как совокупность ряда течений в исследовании дискурса
(обычно отличающихся своим динамизмом от статичной лингвистики текста). Термин
дискурс используется прежде всего в англо-американской, а также во
франкоязычной литературе. Дискурс может пониматься: а) как текст в различных
его аспектах; б) как связная речь (З.З. Харрис); в) как актуализованный текст в
отличие от текста как формальной грамматической структуры (Тён А. ван Дейк); г)
как когерентный текст (И. Беллерт), д) как текст, сконструированный говорящим
для слушателя (Джиллиан Браун, Джордж Юл); е) как результат процесса
взаимодействия в социокультурном контексте (К.Л. Пайк); ж) как связная
последовательность речевых актов, т.е. как образование, включённое в
коммуникативно-прагматический контекст, в отличие от текста как
последовательности предложений, отвлечённой от коммуникативно-прагматического
контекста (И.П. Сусов, Н.Д. Арутюнова); з) как единство, реализующееся как в
виде речи, т.е. в звуковой субстанции, так и в виде текста, т.е в письменной
форме (В.В. Богданов); и) в философии — как рассуждение с целью обнаружения
истины (Й. Хабермас).
Анализ дискурса в начальных его вариантах был исследованием текстов
(последовательностей предложений, трансфрастических структур) с позиций
структурализма (а именно асемантического дистрибуционализма, как у З.З.
Харриса), трансформационной грамматики, теории речевых актов, формальной логики
в плане выполнения условий его правильной оформленности (когеренция и когезия)
и следования дедуктивным правилам (теория речевых актов), т.е. анализ дискурса
совпадал по существу со структуралистски ориентированными грамматикой текста,
лингвистикой текста, семантикой дискурса в первоначальном европейском понимании
(Вольфганг Дресслер, П.А.М. Сьюрен, Ольга Ивановна Москальская, Юрий
Владимирович Попов и др.).
Функционально-лингвистическое течение в анализе дискурса сложилось под влиянием
коммуникативно-прагматических моделей языка и идей когнитивной науки. Оно
обращает внимание на динамический характер дискурса как процесса
конструирования говорящим / пишущим и процессов интерпретации слушающим /
читающим (Дж. Браун и Дж. Юл, Т.А. ван Дейк). Здесь считается необходимым учёт
при анализе прагматических факторов и контекста дискурса (референция,
пресуппозиции, импликатуры, умозаключения), контекста ситуации, роли топика и
темы, информационной структуры (данное — новое), когезии и когеренции, знания
мира (фреймы, скрипты, сценарии, схемы, ментальные модели). Выполнены в
подобном функциональном плане работы представителей Тверской
семантико-прагматической школы В.И. Юганова, В.С. Григорьевой, И.Н. Аксёновой,
Т.А. Жалагиной, М.Л. Макарова, А.А. Пушкина, Ю.Н. Варзонина, А.А. Богатырёва,
Н.А.Коминой, О.Д. Белецкой, Н.К. Къневой, С.А. Аристова, А.С. Горлиной, Ю.В.
Артемьевой, а также докторские диссертации А.А. Романова, С.А. Сухих, М.Л.
Макарова, Л.Г. Васильева, В.И. Ивановой.
Этнографическое течение в анализе дискурса (стимулировали его появление Э.
Гоффман как автор социологической теории взаимодействия, а также Ф. Эриксон,
Дж. Шулц, А. Сикурел, Дж. Гамперц, Дж. Кук) выросло из этнографии речи и имеет
целью исследовать правила конверсационных умозаключений (conversational
inferences), которые представляют собой контекстно связанные процессы
интерпретации, протекающие на основе правил контекстуализации. Контекст
понимается не как уже данное, а как создаваемое участниками в ходе их вербальной
интеракции, как множество процедур, предполагающих использование
контекстуализационных намёков как указаний на фоновое знание. Различаются
намёки просодического, проксемического, кинесического рода, указание на
возможность их реализации при выборе определённого слова, выражения. кода или
диалекта. Уделяется внимание мене кода в общении с разными участниками речевого
события (мена громкости голоса в общении “врач — пациент” и “врач —
присутствующие рядом его коллеги”). Учитывается способ организации фонового
знания во взаимосвязанных рамках, ограничивающих интерпретацию
контекстуализационных указаний, значение которых вытекает из взаимодействия с
другими намёками на ту же или другие рамки. Мена ролей говорящего представляет
собой один из примеров рамки (уменьшение громкости голоса или изменение
положения тела говорящего по отношению к другим участникам как указание на
передачу права речи). Взаимодействие намёков может создавать
избыточность, обеспечивающую надёжность интерпретации в случае неулавливания
всех намёков. Признаётся возможной опасность непонимания в межкультурной
коммуникации в связи с социокультурной обусловленностью рамок.
Исследуются стратегии дискурса (особенно в связи с правилами передачи роли
говорящего, построением связанных пар как последовательностей взаимно
соотнесённых речевых ходов, выбором определённых языковых и неязыковых
средств). Анализом дискурса (и конверсационным анализом) заимствуется из
социологической теории Э. Гоффмана понятие обмен / взаимообмен (exchange /
interchange) для речевого “раунда” с двумя активными участниками, каждый из
которых совершает ход (понятие из теории игр), т.е. производит выбор
какого-либо действия из множества альтернативных действий, влекущий за собой
благоприятные или неблагоприятные для участников ситуации взаимодействия
последствия. Ход несоотносим с каким-либо речевым актом или речевым вкладом
(при возможности их совпадения). Подчёркивается направленность коммуникативных
действий участников взаимодействия на “инсценировку” и поддержание своего имиджа.
Различаются ритуальные ограничения, предопределяющие необходимый для целей
создания имиджа поддерживающий или корректирующий взаимообмен ходами.
С 70-х гг. анализ дискурса становится междисциплинарной областью исследований,
использующей достижения антропологии, этнографии речи, социолингвистики,
психолингвистики, когнитивной науки, искусственного интеллекта, лингвистической
философии (теории речевых актов), социологии языка и конверсационного анализа,
риторики и стилистики, лингвистики текста. Аналогичное движение наблюдается и в
европейской науке: от формальной лингвистики текста через семантику текста и
прагматику текста к теории текста (текстоведению, текстологии; Зигфрид Й.
Шмидт).
Конверсационный анализ (conversational analysis) как широкое течение возникает
в 70-х гг. в русле этнометодологии (выдвинутой в 1967 социологом Х. Гарфинкелом
теории способов и приёмов организации членами социокультурной общности своей
повседневной деятельности) и направлено на эмпирический анализ разговоров (Х.
Закс, Э. Щеглов, Г. Джефферсон, Ч. Гудвин).
На начальном этапе здесь в конверсационном анализе исследовались процессы
практического умозаключения (inference) и приёмов, посредством которых
участники речевого взаимодействия (например, при повествовании историй или при
шутках) осуществляют внутреннее структурирование социальных событий и
“устанавливают порядок” ведения разговора, указывая попеременно друг другу на
предстоящие речевые ходы.
На следующем этапе учёные обратились к исследованию упорядоченности социальных
событий, воздействующих повторяющимися в них образцами и своими структурными
свойствами на организацию разговоров. В качестве наиболее сильного и
эффективного средства организации разговора стал рассматриваться переход (turn)
от одной смены коммуникативных ролей к другой (turn taking), характеризующей
границы отдельного речевого вклада (move, хода) каждого и затрагивающего
интересы всех сторон. Коммуникативные ходы квалифицируются как средства
манифестации говорящими своего понимания направления, в котором развиваются
совершаемые действия (т.е. их интерпретации предшествующего хода,
соответствующих ожиданий партнёров и своих собственных ожиданий в отношении
следующего хода). Границы речевых ходов (как и в анализе дискурса)
устанавливаются на основе: а) формальных критериев (паузы, синтаксические
конструкции, сигнализирующие возможность очередной мены ролей); б)
функциональных критериев (совершение по крайней мере одного коммуникативного
хода).
Речевой вклад понимается как результат процесса, длина и структура определяются
ходом речевого взаимодействия (интеракции). Идеальный речевой ход обладает
триадической структурой — в первой части указывается на отношение к
предшествующему ходу; в третьей части устанавливается отношение к следующему
ходу; ради промежуточной части совершается речевой ход. Устанавливается
зависимость особенностей речевых ходов от этнокультурных и возрастных факторов,
типа дискурса. В исследованиях используются стохастические модели
(симулирование статистически частых образцов мены ролей), вероятностные модели
(акустические свойства речевых вкладов, следующих друг за другом или
производимых одновременно, и паузы), наблюдения над использованием дискретных
вербальных и невербальных сигналов в целях управления поведением друг друга (в
частности исследования А.С. Недобуха, С.В. Крестинского, А.А. Романова, С.А.
Аристова). Мена коммуникативных ролей трактуется как система взаимодействия,
гарантирующая беспрерывное протекание разговора, обеспечение как говорящим, так
и слушателями условий и соответствующих сигналов (неязыковых или языковых)
передачи кому-то из участников права на очередной речевой вклад.
Разрабатываются теории последовательности речевых ходов, теории маркированности
— немаркированности оптимального хода и теории преимущественного права на
определённый речевой ход. Исследования (в частности Н. А. Коминой, О.Д.
Белецкой, С.А. Аристова) отмечают правила сочетаемости и взаимной
обусловленности речевых ходов в рамках парных последовательностей (нормативные
сочетания и отклонения от нормы).
Конверсационный анализ существенно отличается от лингвистики текста и от теории
речевых актов в характеристике разговоров как результатов конкретных актов
деятельности, во внимании к организованной последовательности речевых ходов и
мене коммуникативных ролей, к обоснованию выбора говорящим языковых и
неязыковых средств с учётом существующих у реципиента предварительных знаний и
ожиданий, к возможным нарушениям в смене коммуникативных ролей и их характеру.
Анализ разговора (Gespraechsanalyse) является немецким вариантом
конверсационного анализа, в котором наблюдается сближение с теорией речевых
актов (Г. Унгехойер, Д. Вегенер, Х. Рамге, Й. Диттман, Х. Хенне и Х. Ребок, А.
Буркхардт). Особое внимание уделяется конверсационным словам (Gespraechswoerter),
включающим в себя сигналы членения, сигналы обратной связи и междометия (в
англо-американской традиции маркеры дискурса).
Прагмалингвистика (лингвистическая прагматика) выделяется как область
лингвистических исследований, имеющих своим объектом отношение между языковыми
единицами и условиями их употребления в определённом
коммуникативно-прагматическом пространстве, в котором взаимодействуют
говорящий/пишущий и слушающий/читающий и для характеристики которого важны
конкретные указания на место и время их речевого взаимодействия, связанные с
актом общения цели и ожидания.
Прагмалингвистика ввела в описание языка акциональный (деятельностный) аспекта.
Появляется понятие прагматики в пионерских работах по семиотике, ставивших
целью изучение структуры знаковой ситуации (семиозиса) в динамическом,
процессуальном аспекте, включая и участников этой ситуации (Чарлз Сандерс
Пирс, 1839—1914; Чарлз Уильям Моррис, р. 1901). Ч.У. Моррис (1938) провёл
различение трёх разделов семиотики — синтактики (или синтаксиса), имеющей дело
с отношениями между знаками, семантики, изучающей отношения между знаком и
десигнатом, и прагматики, направленной на исследование отношений между знаком и
его интерпретатором. В развитии идей формальной прагматики большой вклад сделан
Рудольфом Карнапом. Лингвистическая прагматика на начальном этапе обратилась к
описанию дейксиса (шифтерные категории Р.О. Якобсона). Лингвистическая
прагматика тесно связана с социолингвистикой и психолингвистикой (особенно в
американской науке, где прагматика часто растворяется в них), с философией
естественного языка, теорией речевых актов, функциональным синтаксисом,
лингвистикой текста, анализом дискурса, теорией текста (отождествление
прагматики и теории текста наблюдается в работах Зигфрида Й. Шмидта), конверсационным
анализом, этнографией речи, а в последнее время с когнитивной наукой, с
исследованиями в области искусственного интеллекта, общей теорией деятельности,
теорией коммуникации. В лингвистическую прагматику при широком её понимании
включаются проблемы дейксиса, конверсационных импликатур, пресуппозиций,
речевых актов, конверсационных структур (Стефен Левинсон, 1983).
В прагматике имеются два течения: а) ориентированное на систематическое
исслеlование прагматического потенциала языковых единиц (текстов, предложений,
слов, а также явлений фонетико-фонологической сферы) и б) направленное на
изучение взаимодействия коммуникантов в процессе языкового общения и строящее
по преимуществу коммуникатороцентрические (автороцентрические) коммуникативные
модели.
Усилия представителей первого течения направлены на решение вопроса об
установлении границ между семантикой и прагматикой, в равной степени имеющими
дело с языковыми значениями (Ханс-Хайнрих Либ, Роланд Познер, Дж. Р. Сёрл, Петр
Сгалл, Н.П. Анисимова М.В. Никитин). Имеются попытки отнести к ведению
семантики независимые от контекста значения языковых единиц (и независимую от
контекста сторону условия истинности пропозиций/высказываний), а к ведению
прагматики — речевые функции языковых высказываний и ситуационно обусловленную
сторону выраженных в них пропозиций. Ведутся споры об отношении семантических и
прагматических моментов при трактовке значения дейктических знаков (указывающих
на взаимное положение коммуникантов в системе координат “Я — Сейчас — Здесь”),
проблем топикализации (помещение составляющей, не несущей функции субъекта, в
начало высказывания), пресуппозиций (само собой разумеющиеся и не нуждающиеся в
выражении предпосылки данных высказываний) и т.д. Здесь имеет место
автороцентрический подход к анализу высказывания. В нем могут выделяться
прагматическая рамка и пропозициональная часть.
Второе течение лингвистической прагматики в начале 70-х гг. смыкается с теорией
речевых актов. Растёт интерес к эмпирическим исследованиям в области
конверсационного анализа, к конверсационным максимам Пола Г. Грайса. Делаются
новые попытки исследовать взаимоотношение семантики и прагматики (на материале
дейксиса, пресуппозиций и т.п.). Особое внимание уделяется правилам и
конвенциям языкового общения, организующим чередование речевых ходов
коммуникантов, структурирование и упорядочение в смысловом и формальном
аспектах линейно развёртывающегося дискурса, диктующим отбор языковых средств и
построения высказываний (в соответствии с требованиями количества, качества и
релевантности передаваемой информации, подходящего способа её передачи,
соблюдения вежливости к собеседнику, допущения в определённых случаях иронии,
учёта статусных ролей коммуникантов, предвидения имеющихся у собеседника знаний
и его информационных потребностей).
Исследования в области лингвистической прагматики имеют интернациональный
характер и отличаются исключительной многоаспектностью (П. Вацлавик, Дж.Х.
Бивен, Д.Д. Джексон, Х.П. Грайс, Д. Хаймз, Р.Ч. Столнейкер, Д. Вундерлих, Й.
Ребайн, Дж. Версурен, Д. Вандервекен, Т.А. ван Дейк, С. Левинсон, Дж. Лич, Я.
Мей, И.П. Сусов, В.В. Богданов, Л.П. Чахоян, Г.Г. Почепцов, Г.Г. Почепцов мл.,
О.Г. Почепцов, В.В. Лазарев, Ю.С. Степанов, Т.В. Булыгина, Н.Д. Арутюнова, Е.В.
Падучева, А.Е. Кибрик, И.М. Кобозева, В.З. Демьянков, А.А. Романов, С.А. Сухих,
М.Л. Макаров, Л.Г. Васильев, В.И. Иванова, Ю.Н. Варзонин, В.И. Заботкина, М.В.
Никитин и др.). Существует Международная прагматическая ассоциация, регулярно
проводящая свои конгрессы. Издаются журналы “Pragmatics” и “Journal of pragmatics”.
10.2.3. Психолингвистика и нейролингвистика
Психолингвистика как отдельная дисциплина возникла в 50-х гг. 20 в. в русле
психологического направления и ставит своей задачей исследование процессов и
механизмов речевой деятельности (порождения и понимания, или восприятия,
речевых высказываний) в её соотнесённости с системой языка. Ей присуще
стремление интерпретировать язык как динамическую, действующую, “работающую”
систему, обеспечивающую речевую деятельность (речевое поведение) человека. Её
внимание направлено не на языковые единицы (звуки, слова, предложения, тексты)
сами по себе, а на их психологическую реальность для говорящего человека, на их
использование в актах порождения и в актах понимания высказываний, а также в
усвоении языка. Она разрабатывает модели речевой деятельности и
психофизиологической речевой организации индивида и осуществляет их
экспериментальную проверку.
Психолингвистика решает свои практические задачи в тех условиях, когда методы
“чистой” лингвистики недостаточны. Особое внимание уделяется речи в условиях
тех или иных помех, к общению в затруднённых по тем или иным причинам условиях,
в нестандартных ситуациях: детская речь, речь при различного рода патологиях,
речь на иностранном языке при недостаточном его знании, речь в состоянии
эмоционального возбуждения, коммуникация при помехах в канале связи или в
искусственных человеко-компьютерных системах, общение в условиях использования
“нестандартных” форм языка — просторечия, сленга, жаргона, местного говора.
Психолингвистика исследует следующие проблемы: психолингвистические единицы
восприятия речи, этапы порождения и понимания речевого высказывания, обучение
языку (особенно иностранному), речевое воспитание дошкольников и вопросы
логопедии, клиника центрально-мозговых речевых нарушений, диагностика нервных
заболеваний на основе наблюдений над речью, проблемы речевого воздействия
(пропаганда, деятельность средств массовой информации, реклама),
лингвистические аспекты авиационной и космической психологии, а также судебной
психологии и криминалистики, вопросы организации внутреннего лексикона
человека, проблемы машинного перевода, проблемы диалога человека и компьютера,
автоматическая обработка текста, информатика, теория и практика искусственного
интеллекта.
Психолингвистика как стыковая наука близка по предмету исследования к
лингвистике, а по методам к психологии (обычное наблюдение с записью его
результатов на магнитофон, видеоплёнку или бумагу или с использованием
принадлежащих испытуемым лицам сочинений, дневников, писем и т.п.; эксперименты
на детекцию речевого сигнала, различение, идентификацию, интерпретацию
(аналогичные экспериментам в психологии и в фонетических исследованиях
щербовской школы); свободный ассоциативный эксперимент, направленный на
исследование отдельных слов или групп слов и позволяющий установить для слов их
ассоциативные поля, внутри которых выделяются связи-ассоциации парадигматические,
синтагматические и тематические; направленный ассоциативный эксперимент,
вводящий ограничения либо в сам стимул, либо в экспериментальное задание;
методика “семантического дифференциала” Чарлза Осгуда, предполагающая оценку
стимула в каких-либо признаках на основе заданных экспериментатором шкал и
находящая применение не только в исследовании отдельных слов, но и звуков
одного языка, корреспондирующих звуков разных языков и даже целых текстов —
радиорепортажей, научно-популярных и поэтических текстов; вероятностное
прогнозирование, позволяющее оценить субъективную частотность отдельных слов и
её влияние на распознаваемость в условиях помех; индексирование текста путём
выделения в нём ключевых слов, установления их частот и выделения малого, среднего
и большого наборов ключевых слов, отражающих соответственно основную тему
текста, ситуацию взаимодействия между его “героями” и основное содержание
текста).
В психолингвистике сочетаются естественнонаучный и социальный подходы. Она
находится в тесных контактах с нейролингвистикой, когнитивной психологией,
когнитологией, информатикой, теорией и практикой искусственного интеллекта,
социальной психологией, социолингвистикой, прагмалингвистикой, анализом
дискурса. Появляются новые дисциплины стыкового характера
(этнопсихолингвистика, социопсихолингвистика, психолингвистика текста и т.п.).
В психолингвистике разрабатываются проблемы, затрагивавшиеся в прошлом В. фон
Гумбольдтом, А. Шлайхером, Х. Штайнталем, А.А. Потебнёй, В. Вундтом, А. Марти,
К. Бюлером, Дж. Дьюи, С. Фрейдом, Р. Юнгом, Ж. Пиаже, Ф. Кайнцем, Г. Гийомом,
И.П. Павловым, Л.С. Выготским, Р.О. Якобсоном, А.Н. Гвоздевым.
О возникновении психолингвистики официально было объявлено в 1953—1954 гг. в
США на совместном семинаре специалистов по психологии, лингвистике и теории
информации (Чарлз Эджертон Осгуд и Томас Алберт Себеок, “Psycholinguistics: A
survey of theory and research problems”, 1954). Участники семинара сделали
попытку опереться в лингвистическом плане сперва на дескриптивную лингвистику, затем
на трансформационную порождающую модель Н. Хомского и после этого на
когнитивную лингвистику. Соответственно происходил переход от исследования
отдельных слов к изучению предложений в трансформационном аспекте и в конечном
итоге к тексту (дискурсу). Первоначальной опорой американской психолингвистики
были психологические необихевиористские концепции Чарлза Осгуда, Джорджа
Армитеджа Миллера, Дэна Исаака Слобина и др., а затем когнитивная психология и
в целом когнитология, изучающая структуры знаний (когнитивные структуры). В
80-х гг. разрабатываются модели параллельной обработки информации в связанных в
единую сеть системах.
Отечественная психолингвистика (первоначально теория речевой деятельности)
ориентитруется на психологические и неврологические теории Льва Семёновича
Выготского, Александра Романовича Лурия, Алексея Николаевича Леонтьева, Николая
Ивановича Жинкина и на лингвистическое идеи Льва Владимировича Щербы, Льва
Петровича Якубинского, Михаила Михайловича Бахтина (В.Н. Волошинова), Соломона
Давидовича Кацнельсона, Льва Рафаиловича Зиндера. Отечественные
психолинвистические школы имеются в Москве (А.А. Леонтьев, Т.В. Ахутина-Рябова,
И.А. Зимняя, Р.М. Фрумкина, А.М. Шахнарович, Е.Ф. Тарасов, Т.М. Дридзе, А.И.
Новиков), в Петербурге (Л.Р. Зиндер, В.Б. Касевич, Л.В. Сахарный, Т.И. Зубкова,
А.С. Штерн), в Саратове (И.Н. Горелов), в Твери (А.А. Залевская и её ученики),
в Перми (Л.Н. Мурзин и его ученики).
Активная разработка психолингвистических проблем ведётся в Германии, Франции,
Польше, США и многих других странах.
Нейролингвистика как научная дисциплина возникла в русле натуралистического
(биологического) языкознания на стыке нейрологии (как раздела нейрофизиологии),
психологии и лингвистики и изучает систему языка в соотношении с мозговым
субстратом языкового поведения. Она располагагает эпизодическими наблюдениями
расстройств языкового поведения при очаговых нарушениях мозга с эпохи
средневековья. Их систематическое изучение началось во второй половине 19 в.
Внимание к фактам языковой патологии проявлялось со стороны А. Шлайхера, Г.
Вернике, И.А. Бодуэна де Куртенэ, В.А. Богородицкого, Л.В. Щербы, Р.О.
Якобсона, Л.Р. Зиндера и др. В современной науке обращение к роли биологических
факторов стало частым (Э.Х. Леннеберг, У. Пенфилд и Л. Робертс, а также др.), с
тем чтобы понять процессы глоттогенеза, функционирования и развития
человеческого языка. При этом не исключается учёт данных социологии,
антропологии, этнологии, психологии, палеоневрологии, исторической типологии
языков, семиотики, кинесики. Множатся попытки найти аналогии в строении
многоуровневой системы языка и многоуровневой структуры генетического кода
(Р.О. Якобсон, Вяч. Вс. Иванов). Проводятся многочисленные наблюдения над
сигнальным поведением животных и опыты их обучения человеческому языку.
Развитие нейролингвистики как специальной дисциплины о системном строении
высших психических функций и наличии корреляций между строением языковой
системы и нейрофизиологическими нарушениями языкового поведения (афазиями)
раскрывается в работах Т. Алажуанина, А. Омбредана и М. Дюрана, К. Конрада, К.
Брэйна, Ф. Гревеля, Р. Юссона и Ю. Барбизе, К. Кольмайера, А. Лайшнера, П.М.
Милнера, Александра Романовича Лурия (1902—1977), который опирается на работы
Л.С. Выготского, И.П. Павлова и П.К. Анохина; в исследованиях В. Пенфилда и Л.
Робертса, Е.Н. Винарской, Т.В. Ахутиной. Ими описываются различные
фонологические, грамматические, лексические и семантические расстройства.
Нейролингвистика проявляет также интерес к неафазическим формам расстройств языкового
поведения (речевые агнозии и апраксии, дизартрии, алексии и аграфии).
В нейролингвистике изучаются психофизиологический механизм языкового отражения
действительности (в том числе распознавания речи), механизмы интеграции
знаковых комплексов, поступивших от разных анализаторов мозга, и процессы
языковых обобщений. В ней изучаются механизм языкового поведения (в том числе
порождения речи) и работа систем, сопряжённых с реализацией устной и письменной
речи. Учитывается функциональная асимметрия полушарий мозга, обусловливающей
преимущественную локализацию языковых обобщений и мышления в языковых понятиях
в левом (доминантном) полушарии, а конкретно-образного мышления — в правом
(субдоминантном) полушарии. Проводятся наблюдения над языковым поведением билингвов
и полиглотов, страдающих очаговыми поражениями мозга. Но предписывается
осторожное отношение к чисто лингвистическому диагнозу (без полного
комплексного системного анализа) в клинической практике.
Исследования осуществляются на материале языков английского, немецкого,
французского, русского, чешского, в последние десятилетия японского и др., что
доказывает общность нейролингвистических проблем. Исследования речевых
нарушений у билингвов (и полиглотов), свидетельствующие по потере языковой
компетенции (и соответственно её восстановления), сперва касаются проблем в
области неродного языка.
Нейролингвистика обладает своими методами. Часто предполагается вхождение
нейролингвистики в качестве раздела в нейропсихологию, входящую, в свою
очередь, вместе с нейрофизиологией в нейрологию. Учитываются связи
нейролингвистики с психологией, психолингвистикой, психоакустикой,
когнитологией, когнитивной лингвистикой, кибернетикой, семиотикой и т.д.
Результаты нейролингвистических исследований влияют на более адекватное
понимание биологических аспектов природы языка.
На стыке нейролингвистики, психолингвистики, прагматики, когнитивной науки и
психоанализа возникла теория и технология нейролингвистического
программирования, которая имеет целью изучение и применение способов
оптимизации через речевое воздействие функционирования коры головного мозга,
отвечающей за сознание, и центров, несущих ответственность за сферу
подсознания. Применяется эта технология в целях мобилизации (посредством
направленного речевого воздействия) глубинных резервов мозга, необходимых при
психотерапевтическом лечении психических расстройств. Она используется при
необходимости изменить в оптимальную сторону поведение человека; при ведении
ответственных переговоров, предполагающих не тактику “удара”, а методику
податливого следования действиям оппонента и незаметного его привлечения на
свою сторону (дипломатия, бизнес, политическая дискуссия); при подготовке
публичных выступлений; в тестировании способностей человека; при необходимости
переубедить человека, не поддающегося логическим доказательствам, с помощью
“метафоры” (введение в подсознание пациента, погружённого в транс, некой
картины фрагмента мира, где больному предлагается “навести порядок”).
Нейролингвистическое программирование преподаётся во многих зарубежных
бизнес-школах. Довольно близка к этой дисциплине психолингвистическая
суггестология (И.Ю. Черемисина, А.А. Романов).
Возникновение когнитивной лингвистики явилось реакцией на бихевиористскую
методологию исследования поведения в терминах стимула и реакции в конце 50-х
гг. в США.Она распространилась впоследствии также в Европе как
междисциплинарное направление, представители которого ставят целью исследование
ментальных процессов при усвоении и использовании и языка, и знаний. За поведением
признаётся лишь роль опосредствующего звена в исследовании ментальных
процессов. Когнитивные/ментальные структуры исследуются путём анализа
когнитивных стратегий, используемых людьми в процессах мышления, накопления
информации, понимания и порождения высказываний. Исследования активно
продолжаются в 70-80-х гг. (У.К. Эстес, П. фон Геерт, Д.У. Ховарт, Т. Бивер, Й.
Байер, М. Бирвиш, Ф. Саша, С. Каннгисер, Г. Рекхайт). Издаётся журнал “Language and cognition”.
Когнитивная грамматика была построена (1986) Роналдом Уэйном Лангакером
(р. 1942) как концепция лингвистического описания, кладущего в свою основу
представления о процессах когнитивной переработки. Её представители
отказываются признавать грамматику автономной системой, отводя ей служебную
роль в процессах структурирования и символизации понятийного содержания.
Лексические, морфологические и синтаксические единицы определяются как единицы
символические, входящие относительно произвольно в различные образования.
Отождествляются значение и концептуализация, указывается на возможность
характеристики семантических структур лишь по отношению к элементарным
когнитивным сферам (эмпирический знание времени и пространства и т.п.).
Когнитивная лингвистика ставит перед собой задачу выявить возможности разной (в
зависимости от языка) категоризации определённых перцептуально или
концептуально заданных ситуаций.
На разработку проблем взаимотношения языка и этноса, этнокультуры оказывают
влияние философско-антропологические идеи В. фон Гумбольдта.
Неогумбольдтианство представляет собой совокупность концепций и школ, исходящих
из приписывания В. фон Гумбольдтом языку созидающей силы, которая создаёт
благодаря своей классифицирующей и структурирующей роли своеобразный мир
языковых содержаний (значений). Процессы умственного структурирования мира и
формирования мировидения членов определённой языковой общности сводятся к
действию внутренней формы языка. Неогумбольдтианцами акцентируется творческая
роль языка в упорядочении хаотичного опыта и конструировании картины мира как
связного целого, в процессах мышления и познания, в построении культуры,
соответствующей данному языку. Подчёркиваются различия между картинами мира у
носителей разных языков. Внутренняя форма языка трактуется как система его
понятийных и синтаксических возможностей, являющихся ключом к миропониманию и
основой различий в мышлении говорящих на разных языках людей.
Неогумбольдтианство возникло в 20-х гг. 20 в. как реакция на “формализм”
младограмматического подхода к языку в европейском и американском языкознании
20 в. (философская концепция неокантианца Эрнста Кассирера; работы школа
Лео Вайсгербера, Йоста Трира, Ханса Глинца, Харольда Хольца, Гюнтера Ипсена,
Петера Хартмана, Хельмута Гиппера, Йоханнеса Эрбена). В США идеи
неогумбольдтиансставлены в антропологической лингвистике Эдварда Сепира и
Бенджамина Ли Уорфа.
Европейское течение неогумбольдтианства, неоромантическое по своей окраске,
наиболее чётко представлено прежде всего в Германии и других немецкоязычных
странах (с его преимущественным вниманием к семантической стороне языка, к
изучению связей языка и культуры, языка и мышления, языка и познания мира).
Содержательно ориентированная грамматика (inhaltbezogene Grammatik,
Sprachinhaltsforschung) создана в 50-х гг. неогумболдтианцем Лео Вайсгербером
(р. 1899) в духе „энергейтического” понимания языка. Она предназначена
прежде всего для использования в преподавании немецкого языка в школе.
В содержательно ориентированной грамматике исследуется постулируемый (на основе
идеи В. фон Гумбольдта о внутренней форме языка) “языковой промежуточный мир”
(sprachliche Zwischenwelt), представляемый свойственной родному языку “картиной
мира” (Weltbild). Промежуточный языковой мир понимается как духовная,
умственная структурирующая инстанция, связывающая неупорядоченный реальный мир
вещей с соответствующей языковой общностью и направляющая динамический процесс
освоения мира через родной язык, через процесс “вербализации мира” (Worten der
Welt) путём понятийного развёртывания словаря. Подчёркивается категоризующая
познавательная функция языка в построении словаря (представление в нём,
например, созвездия Ориона не как материально существующего объекта, а как
результата умственного приёма). Акцентируются отличия мира языковых содержаний
от языка к языку. Предлагается четырёхступенчатая структура содержательно
ориентированной грамматики: а) грамматика, ориентированная на звуки или структуры
(формы); б) грамматика, ориентированная на содержания (семантически
обусловленная организация лексики в лексические поля); в) грамматика,
ориентированная на функции (Leistungen), изучающая процесс умственного освоения
мира через посредство языка; г) грамматика, ориентированная на результаты
действия (Wirkungen) в жизненной практике языковой общности. Первые двух
ступени имеют статический характер и последние двух ступени — динамический
характер
Европейские неогумбольдтианцы (В. Порциг, Г. Ипсен, Й. Трир) внесли заметный
вклад в построение теорий понятийных (семантических, лексических) полей, что
обусловило более глубокое понимание системных связей в лексике и в формирование
современной структурной лексикологии (и структурной семантики). В 50—60-х гг. их
идеи внедряются в школьные и народные грамматики (грамматика немецкого языка в
серии Duden).
Главные упрёки критиков данной концепции направлены на такие моменты, как
преувеличение познавательной роли языка в ущерб его коммуникативной функции,
как недооценка роли самого говорящего. Немецкие неогумбольдтианцы уже на
начальном этапе пытались дополнить гумбольдтовский подход к языку соссюровскими
идеями (понятия языкового знака, системы языка, дихотомии языка и речи); в
70—80-х гг. они ищут точки соприкосновения с генеративной лингвистикой и
особенно с лингвистической прагматикой.
Этнолингвистика (этносемантика, антрополингвистика) представляет соборй
американский вариант социологического направления в языкознании. В
этнолингвистике, близкой по идейной направленности европейскому
неогумбольдтианству, язык трактуется как историческое наследие коллектива,
которое предшествовало становлению материальной культуры и затем продолжало с
ней взаимодействовать. Этнолингвистики сосредоточивается на изучении языка в его
отношении к культуре, взаимодействии языковых, этнокультурных и
этнопсихологических факторов в функционировании и эволюции языка. Данная
проблематика принадлежит к более широкому комплексу проблем, намечавшихся, в
частности, и в России в работах Ф.И. Буслаева, А.Н. Афанасьева и особенно А.А.
Потебни и в американской этнографии на рубеже 19—20 вв. в связи с интересом к
языкам и культурам многочисленных индейских племён Северной, а затем
Центральной Америки, связанных с исследованием посредством лингвистических
методов “плана содержания” культуры, народной психологии и мифологии независимо
от способов их формального представления (слово, вещь, обряд и т. п.).
Собственно этнолингвистика выделилась в первой четверти 20 г. благодаря работам
Франца Боаса (1858—1942) и первого поколения его учеников. Свою роль сыграли
научные опыты генеалогической классификации америндских языков с использованием
подходов сравнительно-исторического (Эдвард Сепир, 1884—1939—1939; Сидней Лэм,
р. 1929), глоттохронологического (Моррис Сводеш, 1909—1967),
историко-типологического и ареального (Кеннет Ли Хейл, Чарлз Ф. Вёглин, Джордж
Леонард Трейджер). Интересные результаты дало изучение взаимовлияния
контактирующих с языками индейцев европейских языков — английского, испанского,
французского — и соответственно проблем билингвизма и мультилингвизма, а также
исследование влияния социокультурных факторов на развитие языка (Делл Хатауэй
Хаймз, Харри Хойер, Генри М. Хёнигсвальд). Было обращено внимание на проблемы
семантики: Ф. Боас (семантика грамматических категорий), Э. Сепир (аномальные
типы речи в языке нутка, звуковой символизм, понятийные поля). В конце 20-х —
начале 30-х гг. 20 в. исследования велись на материале ещё не описанных языков:
Х. Хойер (языки тонкава и апачей). Б.Л. Уорф (язык хопи), Дж.Л. Трейджер (язык
таос).
Первоначально из этнолингвистических исследований исключалась семантика в связи
с возникающей и утверждающейся в этот период дескриптивной лингвистикой.
Интерес к семантической стороне возобновляется в начале 50-х гг. на основе
обсуждения сложившейся в рамках американского варианта неогумбольдтианства
гипотезы языковой относительности, которую выдвинули выдающийся языковед, не
вписывавшийся в русло дескриптивизма, Эдвард Сепир (1884—1939) и его ученик
Бенджамин Ли Уорф (1897—1941). Американские неогумбольдтианцы сосредоточили
своё внимание на взаимоотношении языка и культуры, они широко использовали (в
отличие от немецких неогумбольдтианцев) методику контрастивной лингвистики
(сопоставление языков Европы и языков американских индейцев) для доказательства
определяющей роли языка в формировании культуры, в инвентаре и содержании
категорий логики и грамматики, в особенностях восприятия окружающего мира и
человеческого поведения.
Гипотеза языковой относительности, в соответствии с которой сходные картины
мира (при совпадении физических явлений) могут быть созданы только при
определённом сходстве языковых систем, получила многочисленные отклики.
Указывалось на неодинаковый характер приложения данной гипотезы к усвоению языка
в онтогенезе и филогенезе.
В практику этнолингвистики введён метод компонентного анализа для
сопоставительного исследования групп слов типа терминов родства,
цветообозначений и т.п., представляющий значение в виде набора симультанных
дифференциальных семантических признаков, которые выделяются благодаря
оппозиционному анализу в рамках тематически близких слов, и позволяющий увидеть
социально-культурные особенности членения в разных языках тех или иных областей
внеязыковой действительности, а также обнаружить системные связи в лексике.
Этнолингвистические исследования второй половины 20 в. характеризуются такими
чертами, как: привлечение методов экспериментальной психологии; сопоставление
семантических моделей разных языков; изучение проблем народной таксономии;
паралингвистические исследования; реконструкция духовной этнической культуры на
основе данных языка; оживление внимания к фольклористике. Произошло сближение с
недавно возникшими социолингвистикой и психолингвистикой, а также этнической
историей, этнографией, этнографией речи, конверсационным анализом, анализом
дискурса.
Этнография речи как теория и метод анализа языкового употребления в
социокультурном контексте была предложена в начале 60-х гг. в работах Д. Хаймза
и Дж.Дж. Гамперца и развита в работах А. Сикурела, Дж. Баумана, А.У. Корсаро. В
отличие от теорий порождающей трансформационной грамматики она признаёт
возможность понять роль речи как источника этнографического течения в анализе
дискурса. Высказывание исследуется только в связи с каким-либо речевым (или —
шире — коммуникативным) событием, в рамках которого оно порождается.
Подчёркивается культурная обусловленность любых речевых событий (проповедь,
судебное заседание, телефонный разговор и т.д.). Устанавливаются правила
языкового употребления путём присутствующего наблюдения (соучастие в речевом
событии), анализа спонтанных данных, интервьюирования носителей данного языка
как родного.
Социолингвистика как особая дисциплина возникла на стыке языковедения,
социологии, социальной психологии, этнографии и представляет собой
реализацию на современном этапе исследовательских принципов социологического
направления в языкознании, которые были разработаны в первой половине 20 в. А.
Мейе, Е.Д. Поливановым, Л.П. Якубинским, В.В. Виноградовым, Б.А. Лариным,
Виктором Максимовичем Жирмунским, Р.О. Шор, Максимом Владимировичем
Сергиевским, Николаем Сергеевичем Чемодановым, Миррой Моисеевной Гухман, В.
Матезиусом, Б. Гавранеком, Й. Вахеком, Теодором Фрингсом и созданной им в
Лайпциге диалектологической школой, Ф. Боасом, Э. Сепиром, Б.Л. Уорфом и
другими представителями антропологической лингвистики, японской школой
“языкового существования”. Её возникновение было реакцией на имманентные по
своему характеру структурализм и генеративизм. Ей присуще стремление
удовлетворить возросший в европейском и американском обществе 60—70-х гг. в
связи с обострением социальных отношений интерес к социологии языка, а также
обращение к актуальным проблемам языковой политики и языкового планирования во
многих государствах Азии, Африки, Центральной и Южной Америки.
Серьёзный вклад в развитие социолингвистики внесли многие европейские и
американские учёные (Валентин Александрович Аврорин, Георгий Владимирович
Степанов, Александр Давидович Швейцер, Василий Данилович Бондалетов, Анатолий
Иванович Домашнев, Леонид Борисович Никольский, Юнус Дешериевич Дешериев,
Владимир Александрович Хомяков, Роджер Т. Белл, Делл Хатауэй Хаймз, Джон Дж.
Гамперц, Уильям Лабов, Чарлз Алберт Фергюсон, Джошуа Фишман, У. Брайт, Гровер
Хадсон, Р. Гроссе, Хуго Штегер, Дитер Вундерлих, Х. Яхнов, П. Шрёдер,
Карл-Хайнц Бауш, Н. Дитмар, Т. Лукман, Х. Лёфлер).
Многие исследуемые проблемы равно относятся к ведению и общего языкознания, и
социолингвистики: социальная природа языка, его общественные функции, характер
воздействия социальных факторов на язык, роль языка в жизни общества.
В социолингвистике выделяются три течения:а) течение, ориентированное
преимущественно на социологию (нормы языкового употребления с учётом факторов
времени, цели, выбора языка или варианта языка, адресата; взаимоотношения
языкового употребления и языковых установок, с одной стороны, и более крупных или
более мелких социальных сетей, с другой стороны; проблемы диглоссии и теории
кодов в связи с комплексом явлений, образуемых взаимодействующими социальной
экономией, историей, этнической дифференциацией, культурой, социальным
расслоением и вариантами языка); б) течение, ориентированное преимущественно на
лингвистику (принципиальная неоднородность языковых систем, обнаруживаемая при
учёте социологических параметров; установление на основе вероятностного анализа
определённых социально детерминированных языковых правил, являющихся
результатом влияния различных языковых и внеязыковых переменных — социальный
слой, возраст и т.п.; возможность использовать данные таких исследование в
русле вариационной лингвистики для разработки теории языковых изменений;
установление релевантности социальных условий для процессов языковой эволюции;
подтверждение того, что синхронически данные вариационные структуры являются
лишь “моментальным снимком” диахронических изменений); в) течение,
ориентированное на этнометодологию и этнографию (языковое взаимодействие как
центральное понятие; исследование способов, с помощью которых члены общества
производят социальную действительность и репрезентируют её в упорядоченном и
регулярном виде друг другу; проводимое при этом разграничение между
конверсационным анализом формальным, имеющим дело с аспектами организации
разговора, и этнографическим, исследующим интерактивные процессы порождения
значения и его понимания с опорой на приёмы контекстуализации).
Междисциплинарный статус социолингвистики выражается в её понятийном аппарате:
определение языкового коллектива на основе и социальных, и языковых признаков
(наличие социального взаимодействия и общность языка); определение
социолингвистических переменных на основе соотнесённости с тем или иным уровнем
языковой системы и с варьированием социальной структуры общества или с
определёнными социальными ситуациями.
В центр внимания выдвигается проблема социальной дифференциации языка,
многомерной по своей структуре и включающей как стратификационную дифференциацию
(разнородность социальных слоёв в обществе) и ситуативную дифференциацию
(многообразие социальных ситуаций). Вместе с тем изучаются проблемы образования
национальных языков, взаимодействия языка и культуры.
Весьма существенно понятие языковой ситуации как совокупности разных
языков или относящихся к одному языку разных форм его существования —
литературного языка, просторечия, региональных койне, территориальных и
социальных диалектов, функционирующих в определённой этнической общности или государственном
образовании. Различаются языковые ситуации экзоглоссные (употребление разных
языков) и эндоглоссные (употребление разных вариантов одного языка),
сбалансированные (при одинаковом функциональном весе разных языков или разных
вариантов одного языка) и несбалансированные (неодинаковое распределение
функций между разными языками или разными вариантами одного языка). Особое
внимание уделяется исследованию процессов контактирования языков при
контактировании разных культур, обусловленных этим лексических заимствований.
Изучаются социальные аспекты билингвизма (двуязычия) и диглоссии (способности к
использованию разных вариантов одного языка) при сосуществовании и
использовании разных языков или разных вариантов одного языка в данном
этнокультурном коллективе с учётом определённой коммуникативной сферы,
социальной ситуации и т.п. Уделяется внимание проблеме выбора оптимальных
вариантов для построения социально корректного высказывания; выявляются
социальные нормы речевого поведения.
Социолингвистику занимает проблема языковой политики как совокупности мер по
сохранению или изменению функционального распределения языков (или вариантов
языка), по введению новых или сохранению старых языковых норм).
Социолингвистика использует следующие методы полевых исследований:
непосредственное наблюдение, включённое наблюдение (участие наблюдателя в
качестве одного из коммуникантов), анкетирование с использованием опросников,
интервьюирование (допускающее стимулирование информанта к
естественно-непринуждённой речи либо к сознательной ориентации на определённый
эталон); корреляционный анализ данных полевых исследований (соотнесение
социальных и языковых величин в качестве независимых и полностью или частично
зависимых переменных с привлечением табличных данных, графиков зависимостей и
математической статистики). Предлагаются методы моделирования социально
обусловленной вариативности языка (с использованием элементов порождающей
модели языка, вероятностно-статистического анализа, а в целях диахронического
анализа — импликационной волновой модели, опирающейся на гипотезу о
волнообразном распространении языковых инноваций в географическом и социальном
пространстве). Моделироваться может и речевое поведение, причём оно имеет свой
основой выбор социолингвистических переменных и учёт ограничивающих этот выбор
социальных факторов.
